Материал опубликован в журнале «Арсенал Отечества» № 6 (62) за 2022 г.

Часть 3. Продолжение. Начало: Часть 1 и Часть 2

Александр Бухаров

Убивать живых людей есть часть задачи, выполняемой солдатом на войне. Собственно, и слово «солдат» применимо в отношении человека лишь на войне, в мирный период — это военнослужащий. И чтобы служивый не испытывал моральных мук, не чувствовал себя палачом при исполнении этой не самой приятной миссии, следует убедить его, что боевые действия не представляют из себя ничего особенного. Например, втолковать, что война есть один из естественных законов природы, или божественный промысел, или судьба, наконец. То есть, война представляет собой неосознанную последовательность вероятностных событий. Труды многих титанов философской мысли издревле были посвящены как раз изучению моральных аспектов войны, как части человеческой мысли. Об этом и повествуют нижеследующие схолии.

Возрождение боролось за мир, но воевало почище Средневековья

Вслед за средневековыми схоластами к решению вопросов мира и войны приступили передовые мыслители эпохи Возрождения, когда настал их черед. А черед для них наступил к XIV веку. Интересно, что несмотря на свое поэтическое название — Возрождение — период этот в Западной Европе изобиловал кровопролитными и почти непрекращающимися войнами, и среди их промоутеров уже были видны уши зарождающейся буржуазии.
Молодая, еще не окрепшая буржуазия в коротких штанишках воевать вовсе не хотела и была заинтересована в прекращении феодальных распрей. Для развития ей до зарезу нужен был мир, и это вполне понимаемо. Именно поэтому в европейском обществе формировалось идейное движение за прекращение конфликтов, что создавало основу для появления многочисленных антивоенных теорий.
Среди борцов за мир той эпохи мы хорошо помним поэта, литературоведа и богослова Данте Алигьери, автора «Божественной комедии» (La divina commedia). Кроме этого опуса, политический деятель Возрождения в трактате «О монархии» выступил с призывами к установлению всеобщего мира под эгидой единой власти и сформулировал идею федеративной структуры общества. Идея его — очень заманчива: всего-то и нужно построить «мир, которым наслаждались бы города, где любили бы друг друга соседи,.. каждый человек жил счастливо, ибо он рожден для счастья…». Сегодня это звучит так: «за все хорошее против всего плохого». Под стать ему трудились гуманисты Эразм Роттердамский и Гуго Гроций, социал-утописты Томас Мор, Томмазо Кампанелла и др.
Отдельной строкой отметим итальянского дипломата, писателя, философа и историка эпохи Возрождения Никколо ди Бернардо деи Макиавелли (1469–1527). Заслужил он внимание, конечно, не за то, что открыто и цинично советовал власть предержащим врать, совершать неблаговидные поступки, вводить оппонентов в заблуждение, просто устранять их физически и никогда не считать эти деяния непристойными.

Ничего подобного за философом не водилось. А вот хамов и циников «от госслужбы» и сейчас пруд пруди, так что на этом пути Макиавелли ничего выдающегося нам не заповедал. Но дело ведь в том, что многие его идеи были подхвачены и воплощены в жизнь как современниками, так и потомками. А вообще парень писал неплохие комедии и карнавальные пьески. Вдобавок его считают отцом современной политической философии и политологии. Этот Клондайк приносит политологам барыши и по сей день. И в этом Макиавелли схож с Зигмундом Фрейдом, на которого молятся психоаналитики всего мира, поскольку благодаря ему шарлатаны от психологии, как и шарлатаны политологи, получили доступ к жирному куску пирога.
В плане рассматриваемой проблемы заслуживают внимания утверждения Макиавелли о том, что отношения между государствами должны строиться на принципах выгоды, интереса и силы. Поэтому государства не должны сдерживать себя в выборе средств для достижения внешнеполитических целей и ограничивать свободу своих действий в принятии решений о войне. «Война справедлива для тех, для кого она необходима». Вот так-то! Если ты затеял войну, значит, ты уже прав.
Говоря о войне, как о средстве достижения политических целей, Макиавелли не оригинален, поскольку продолжает дело Аристотеля. Однако его утверждения о том, что война находится вне всякой морали и призвана служить лишь инструментом для утверждения власти правителя, отличны от аристотелевских. В книге «Государь» Макиавелли называет войну единственным (Il Principe) средством сохранения власти. Решающее значение в международных отношениях итальянский ученый придавал силе, видя в ней основу права, в соответствии с чем и выстраиваются межгосударственные отношения. Поэтому для каждого государства сила должна быть целью. Только сильное государство, по мнению Макиавелли, обеспечивает благополучие народа и содействует решению международных споров. В общих чертах это базис национал-социализма.
Через несколько веков идеи Макиавелли окажут крайне существенное влияние на Бенито Муссолини, по окончании Первой мировой войны ставшего одним из основоположников и лидеров итальянского фашизма. Интересно, что итальянский фашизм считается историографами квинтэссенцией этой общественно-политической идеологии, в отличие от германского, несмотря на то, что Адольф Гитлер также отдавал должное знаменитому итальянскому философу и создавал рейх отчасти по его лекалам.
Как и многие до него, Макиавелли считал войну естественным спутником человеческой истории, поскольку человек по природе своей ущербен, общественные нравы отвратительны, как и социально-политические институты. По мнению мыслителя, люди «более наклонны ко злу, чем к добру», при столкновении с жизненными проблемами отдают предпочтение военным решениям. Совсем не оригинально, даже как-то не к лицу такому новатору и предтече национал-социализма.
Но вот что интересно. Среди социальных институтов, препятствующих установлению мирных отношений между государствами, итальянец выделял Церковь, соглашаясь в этом с некоторыми упомянутыми нами выше учеными умами Средневековья. Может быть поэтому в 1559 году папа Павел IV осудил письменные труды Макиавелли и включил их в Индекс запрещенных книг, в соответствии с которым означенные в запрете трактаты возбранялось не только печатать и читать, но и просто ставить на полку в своей библиотеке. Диссидентом поневоле стал дипломат Макиавелли. Впрочем, в индекс сей вошли, кроме «Государя», и еще ряд гениальных произведений. Например, упомянутая «Божественная комедия». А также «Декамерон», одна из самых знаменитых книг раннего итальянского Ренессанса, написанная приблизительно в 1352–1354 годы. По сути это собрание из сотни новелл итальянского писателя Джованни Боккаччо, большинство из которых посвящено теме любви, начиная от её эротического и заканчивая трагическим аспектами. Так папство боролось за моральный облик своей католической паствы. А что до опуса «Государь», то он ходил по людям в рукописях (встречается перевод названия «Князь»), как некогда в СССР сочинения диссидентов.
И все же, отдавая должное Макиавелли, напомним, что его считали знатоком военного дела за написанную им книгу «О военном искусстве», особенно главу об осаде городов, которая, по мнению современников, была лучшей в этой области. И еще. Такое человеческое качество, как доброта, было ему совсем не чуждо. В одном из опусов философ отмечает: «… долг каждого честного человека — учить других тому добру, которое из-за тяжелых времен и коварства судьбы ему не удалось осуществить в жизни, с надеждой на то, что они будут более способными в этом».
Еще одно замечание на полях. Приписываемая Макиавелли максима «цель оправдывает средства», скорее всего, принадлежит не ему, а Томасу Гоббсу (1588–1679), английскому философу материалистического мировоззрения.
Этот английский философ-материалист и один из основателей современной политической философии, Томас Гоббс известен своей теорией «войны всех против всех», что, по его мнению, отражает первичное состояние человеческого общества до образования государства. Гоббс полагал, что эгоистичная природа человека жаждет быстрого удовлетворения желаний, в том числе желания завоеваний: считается, что на эти мысли автора «Левиафана» натолкнули ужасы Гражданской войны в Англии. По Гоббсу, война — орудие завоевания и подчинения, инструмент для обретения власти путем агрессии и убийства других людей. Однако сильное государство может не только воевать, но и другими принудительными методами воздействовать на свой народ и соседей. Одним из таких методов является подчинение церкви верховному правителю, поскольку с помощью религии возможно легко манипулировать общественным мнением народных масс.
Итог таков: идеи мыслителей Средневековья и эпохи Возрождения о войне, а также о мирной жизни без войны и насилия явились провозвестниками новых концепций мироустройства и послужили базой для развития современной военно-философской мысли.

Авраамическая доктрина справедливой войны

Чтобы не навлечь на себя критику высокообразованного читателя, оговоримся, что здесь для краткости изложения среди авраамических (или аврамистических) религий мы упоминаем лишь иудаизм, христианство и ислам. На самом деле среди этих монотеистических доктрин могут рассматриваться также караимизм, мессианский иудаизм, бабизм и Вера Бахаи (бахаизм), растафарианство, мандеизм, езидизм, религии друзов и самаритян, ноахидство.
Итак, согласно Библии и христианскому мировоззрению, Господь не допускает ни войны, ни убийств. В Священном Писании говорится, что не Господь, а падший ангел, Сатана натравливает людей друг на друга и сеет всяческие раздоры. Однако Бог не против убийства вообще, он, скорее, против умышленного убийства конкретно взятого индивида. Поэтому допустима такая война, благословить которую есть не компромисс, а прямой долг христианской Церкви.
Христос, проповедуя любовь к ближнему и всепрощение, дал понять своим ученикам, что много крови будет еще пролито до осуществления Царства Божия. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю — не мир пришел Я принести, но меч…» (Матф. Х, 34). «Когда же услышите о войнах и смятениях — не ужасайтесь, ибо всему надлежит быть прежде» (Матф. XXIV, 6; Марк. ХIII, 7; Лука ХХI, 9). В катехизисах, на которых воспитывались целые поколения, было поэтому сделано две оговорки при истолковании Шестой заповеди, а именно — дозволяется казнить преступника и убивать неприятеля на войне.
В Евангелии мы находим два примера, относящиеся к проблеме военной службы. Когда к Иоанну Крестителю пришли воины и спросили, что им надлежит делать, он заповедал им «никого не обижать, не клеветать и довольствоваться своим жалованьем» (Лука VI, 14). Христос отнюдь не призывал воинов «перековать мечи в орала» и бросить военную службу как занятие, Богу неугодное. А на вопрос фарисеев, следует ли платить подати, ответил: «Кесарево — кесарю» (Матф. ХХII, 21; Лука ХХ, 25). Таким образом, отбытие воинской повинности (а это был самый тяжелый и хлопотный из всех налогов, т. е. податей) не является воздаянием кесарева Кесарю, но богоугодным делом. Очень туманно, конечно, но так вот рассуждают теологи, толкователи Писания.
А по-простому, военный налог и воинская повинность — Господом заповеданы, а значит, воевать вполне себе разрешено. Ибо зачем тогда этот налог и собственно воины нужны?
Ошибка «непротивленцев злу» состоит в том, что личным поучениям Христа они стремятся придать характер общественный. Христос учил: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку» (Матф. V, 39–40; Лука VI, 29). Этим Мессия определил только и исключительно отношение одного, отдельно взятого человека, к другому человеку. Но не воспротивился конфликту стенка на стенку, что есть война. Иным образом, навесить оплеух соседскому дяде за то, что он стырил у тебя последние штаны, — смертный грех, если ты действовал в одиночку. А вот если ты собрал более-менее многочисленную ватагу таких же пострадавших и сочувствующих и спалил всю деревню, где проживал твой обидчик, то поступил ты правильно и будешь прощен на Последнем Суде.
Изгнание еврейских мерчендайзеров из храма, ярко описанное в Евангелиях от Иоанна (2:12–25) и от Марка (11:15–18), достаточно красноречиво развенчивает опору непротивленцев на Христа, якобы проповедовавшего непротивление злу насилием. Сын Человеческий не велел противиться злобствованиям ближнего, если эти злобствования относятся лично к тебе. Но если этот ближний посягает на высшие ценности, то твой долг воспротивиться ему. Поясним: за идею, за веру воевать хорошо и почетно, а вот за твою собственную тельняшку, которая ближе к твоему телу, упаси Бог даже помыслить.
Весьма схоже подобный хадис (предание, изречение) трактует Коран. На вопрос Мухаммеда о смысле слова «урф» («добро») ангел-мукаррабун Джибриль приносит ему ответ от Аллаха: «Всевышний Бог приказывает тебе прощать тем, кто к тебе несправедлив, давать тем, кто отказывает тебе, и воссоединяться с теми, кто тебя отторгает».
«Среди людей есть и такой, который собирает досужие россказни, чтобы по своему невежеству совратить [людей] с пути Аллаха, высмеивая этот путь. Подобным людям уготовано унизительное наказание», — говорится в суре 31. «Лукман», 6-й аят. Иначе говоря, предпринимается много попыток трактовать Священную Книгу таким образом, чтобы представить ее как источник призыва к борьбе с кафирами (араб. «неверующий», «иноверец»), или гяурами (тур. gâvur «неверный»), т. е. с людьми, не верящими в существование Единого Бога (Аллаха).
Особенно в последние годы все чаще в мусульманском мире слово «джихад» трактуется, как поход, борьба с неверными, тогда как в каноническом смысле это — старание, прилежание на пути к Всевышнему. Не претендуя, однако, на исключительные познания в Священной Книге всех мусульман, попробуем все же уяснить твердо установленное понимание этого слова, ссылаясь на те суры и аяты, в которых оно употреблено. По крайней мере, поинтересуемся мнением наиболее авторитетных специалистов в этой области.
Прежде всего, «джихад» — русская транскрипция арабского слова الجهاد или «усердие», и является оно понятием в исламе, означающим усердие на пути Аллаха, борьба за веру.
Так, сура «аль — Бакара», аят 218 гласит: «Те же, которые уверовали и те, кто совершили переселение и проявляют усердие на пути Аллаха, могут надеяться на милосердие Аллаха, ибо Аллах всепрощающ, милостив». В этом аяте слова «и проявляют усердие (старание) на пути Аллаха» далеки от значения «ведут вооруженную борьбу» или «сражаются».
Сура «аль — Анфаль», аят 74: «Те, кто уверовал и совершили переселение и совершали рвение на пути Аллаха и те, которые дали убежище и оказали помощь, суть истинно верующие. Им будет прощение и щедрые дары».
Вполне очевидно, что в этом аяте верующие в Бога люди и проявляющие рвение (здесь употреблено слово «джахаду») на Его пути подобны тем, кто предоставляет свое жилище и свою помощь нуждающимся. Пока о войне также не сказано ни слова. Наоборот, Всевышний сравнивает совершающих рвение и старание на Божьем пути с богобоязненными людьми. И естественно, боящийся и страшащийся своего Господа человек не выйдет на тропу убийств и истребления себе подобных. Богобоязненный человек знает, что пролитие крови есть страшнейшее преступление против Бога.
Далее рассмотрим суру «аль — Анкабут», аят 8. «Мы завещали человеку быть почтительным к родителям его; но если они будут стараться, чтобы ты придавал Мне в товарищи тех, о которых ты ничего не знаешь, то не слушайся их. Вы все вернетесь ко Мне, и тогда Я вам объявлю дела ваши». В стихе слова «будут стараться» ясно отображают каноническое значение понятия джихад, потому что невозможно представить себе, чтобы Господь заповедовал человеку воевать, избивать, сражаться со своими родителями.
Итак очевидно, приведенные выше божественные стихи, в которых встречается слова, связанные с термином «джихад» или производные от него, показывают, что этот термин вовсе не обозначает войну или сражение, так как не включает в себя смыслы, связанные с военными действиями.
В Священном Коране сказано, что война — это не цель, а лишь средство, и прежде всего средство защиты. Сура 2 «Аль-Бакара» (Корова), аят 190 гласит: «Сражайтесь на пути Господа с теми, кто сражается с вами, но не переходите границы дозволенного. Воистину, Аллах не любит переступающих границы».
Говоря общо, основная цель этики (точнее, практики добродетели) в исламе —достичь «Раза-и Илахи» (Удовольствия Бога) или сделать удовольствие Бога целью жизни человека. Исламская этика ведения войны оправдывает боевые действия в случае законной самообороны. Война возможна как вид помощи другим мусульманам или как ответ на нарушение условий договора. Однако война должна быть прекращена, если эти обстоятельства перестанут существовать. Война должна вестись дисциплинированно, с минимально необходимой силой, без гнева и при гуманном обращении с военнопленными.
Иудаизм трактует, что евреи рождены не для войны. Война евреям не нужна. Тем не менее, отношение Торы к войне определяется сдержанностью, но не является категорически пацифистским. Главный документ иудеев считает, что война необходима и неизбежна, если она заповедана самой Торой. Подчеркнем в этом контексте, что попытки уклонения от военной службы считаются у истинных иудеев несостоятельными. Тора не просто обязывает их участвовать в войнах, ею заповеданных, но и излагает ряд принципиальных положений, касающихся формирований войск, порядка ведения ими боевых действий.

Не воюй и не завоеван будешь

В своем Учении Будда достаточно четко обозначает, что война — это насилие, убийство, уничтожение, кровь и боль. Причинами войны являются жадность, отвращение и заблуждения, укоренившиеся в разуме человека. Тем не менее, в «Чаккаватти-сиханада» сутте («Львиный рык миродержца») Будда говорит о том, что правитель государства должен иметь армию, обеспечивающую защиту и безопасность для народа страны от внутренней и внешней угрозы.
А как жилось народу восточнее Индии, на Японских островах? В воинственное время хаоса V–VI веков Япония раскололась на множество независимых государств, шла нескончаемая война между братьями. Страна представляла собой огромное поле битвы. Военные действия, уносившие сотни тысяч человеческих жизней, разорявшие и опустошавшие территорию, втягивали в пучину нескончаемых междоусобиц всех, от мала до велика.
Вот как описывал эту страну середины XVI века один из первых португальских миссионеров в этой части света — Луиш Фроиш: «В Японии подлинные отношения сеньора и его вассалов не соблюдаются. Так называемая эпоха гражданских войн означает, в сущности, что военачальники, высшие и низшие, сражаются друг против друга ради того, чтобы извлечь для себя наибольшие выгоды и увеличить свое могущество».
Попросту говоря, шла драка всех против всех, кровавая бойня, несмотря на человеколюбивые, казалось бы, постулаты буддизма, дзен, синтоизма и бог весть каких религиозных отростков, адепты которых распространились по всему архипелагу. Все как везде и по всему свету в те времена. Это к тому, что нечего особенно восхвалять и уповать на японские кодексы чести, вроде бусидо и иные подобные.
Сказка, конечно, но очень красивая. У европейских рыцарей тоже был, (считается что был, нас убелили, что был) подобный этический индекс поведения. Однако мы уже не раз писали, что в жизни все эти рыцари были в основном бродягами неудачниками, занимавшимися грабежом, насилием и мародерством. Сбивались они в бандформирования и шли мочить магометан, искать Святой Грааль, защищать Гроб Господень. В Японии был и свой грааль, и свой гроб, только на японский манер. И об этом подробно говорить не станем, поскольку не интересно.
На деле шла войнушка с характерными для Средневековья целями и обоснованиями: власть, добро и личные интересы. Все это сегодня оборачивается в красивый фантик вроде «Семи добродетелей» самурая или «Пути лука и стрелы», по которому пойдешь и неизменно в рай попадешь. Тут важна пропаганда, сиречь реклама. Например, в нашем государстве, да и в Европе вообще, рекламе японского добродетельного чуда воздали в свое время должное с избытком. Но это потом, а в VII–VIII веках местные власти вообще закрыли Японию для посещения иностранцами. И когда после долгого перерыва туда вновь приехали европейцы, то увидели страну во мраке средневекового мракобесья. Это в то время, когда уже проводились первые опыты с электричеством, а Да Винчи успел написать и явить миру Джоконду.
Посему ничего специфического в японской философии о войне не наблюдается, на этом и самурайской сказке конец.

И немного о китайцах

Как только начинают говорить о китайских принципах ведения баталий, так непременно упоминают Сунь-цзы и его стратагемы, применяемые для разных случаев войны. Чтобы не изменять традициям и не прослыть невеждами, последуем этому установлению.
Однажды князь попросил Сунь-цзы продемонстрировать свои полководческие способности на деле, для чего предложил использовать свой гарем. Хитрец и опытный воитель Сунь-цзы разделил гарем на два отряда и стал командовать: «направо», «налево», «вперед». Женщины начали смеяться и отказались выполнять приказ.
Тогда за невыполнение приказа Сунь- цзы приказал казнить двух любимых наложниц князя. Последний, осознав серьезность ситуации и возможную невосполнимую утрату, решил отменить приказ. На что Сунь Цзы был категоричен, ибо на войне приказ полководца никто не вправе отменять. И князь остался без любимых жен. После этого гарем стал выполнять все приказы с первого раза. Сказка ложь, да в ней намек. Единоначалие, господа, и незыблемость приказа.

Однако, выводы китайских мыслителей о войне и мире вовсе не шутейны, и на них стоит остановиться подробнее. А о хитром и умном полководце-философе продолжим ниже.
Традиции древнекитайской философии в области осознания феномена войны, в первую очередь, связывают с деятельностью крупнейших мыслителей Кун-цзы (Конфуция, ок. 551–479 до н. э.), основателя конфуцианства; Мо-цзы (479–400 до н. э.), основоположника философии моизма; Лао-цзы (ІV–ІІІ вв. до н. э.), создателя философии Дао.
Философия Кун-цзы (Конфуция) — это в современном понимании не религия, а этико-правовое учение о государстве, обществе и человеке, и оно не могло пройти мимо проблем насилия и войн. Согласно учению, бессмысленность войны в том, что ее результаты используются правителями, и они совершенно не нужны народу: «Пытаться с помощью войны решать политические споры между государствами, пытаться добиться мощи и славы — это все равно, что заставить всех людей Поднебесной пить одно лекарство для лечения разных болезней».
Обращаясь к проблемам войны и мира, Кун-цзы признает победоносной только битву без сражений, он хорошо понимает суть войны и четко оценивает ее последствия. В книге «Лунь юй» (Беседы и суждения) говорится: «Отправить на войну людей, не получивших подготовки, — это значит расстаться с ними».
Последователь конфуцианства Мэн-цзы утверждал, что армия, вооруженная помимо стали еще и доброжелательностью, непременно подавит сопротивление армии, не обладающей этим качеством. Это — гарантия победы и уход от ненужных потерь человеческих жизней.
Мо-цзы (Мо Ди) был видным политическим мыслителем Древнего Китая. Он высказал ряд глубоких догадок о происхождении государства, выступал против захватнических войн, подвергал критике некоторые конфуцианскую тезисы. Мо-цзы осуждает бессмысленные бесконечные войны за их неоправданность, прежде всего, экономическую, поскольку в результате сражений государи получают пустующие земли, для заселения которых нет людей.
Последователь Мо-цзы, философ эпохи Сражающихся царств Чжуан-цзы, сказал: «Мо-цзы проповедовал всеобщую любовь и отвергал войну. Его учение не одобряло гнева».
Один из основоположников даосизма Лао-цзы считал, что война — это нежелательная крайность и должна вестись только тогда, когда другого выхода нет. Богатая баталиями история Поднебесной научила относиться к военным действиям с осторожностью. Поговорка о том, что плохой мир лучше хорошей войны, родилась именно благодаря учению этого философа. «Где побывали войска, — пишет Лао-цзы, — там растут терновник и колючки. После больших войн наступают голодные годы».
Между тем вернемся все же к командующему гаремом. Но теперь без досужих баек, а вполне отдавая должное его опыту и мыслям. Сунь-цзы, видный представитель китайской научной школы бин цзя (Школа военной философии), вошел в историю как основоположник военно-теоретической мысли Древнего Китая, так как в его трактате «Сунь-цзы. Пин-фа» (дословно Военные методы мастера Сунь-цзы), более известном под названием «Искусство войны», написанном в конце VI начале V века до нашей эры, обобщены способы подготовки и ведения войны.
Труд состоит из 13 глав, каждая из которых посвящена стратегическим и тактическим методам и приемам ведения войны. В Восточной Азии этот трактат остается и теперь главным учебником по искусству войны. Книга содержит подробное описание и анализ китайской армии V в. до н.э., где среди прочего подчеркнута важность разведки и шпионажа для военных действий.
В эпоху, когда была составлена эта антология, на территории Поднебесной располагалось несколько независимых царств, находящихся в состоянии перманентной войны друг с другом. Поэтому трактат, обобщая исторический и личный боевой опыт, написан в сжатой уставной форме и вместе с тем образно и афористично, он переведен на многие языки и признан классическим военно-теоретическим произведением древности. В частности, получил широкое применение в Японии. Во многих странах он используется до сих пор при обучении офицеров, например, в армии США и Китая. Идеи «Искусства войны» брались за основу планирования боевых операций известными полководцами недавнего прошлого, а именно Наполеоном и военачальниками нацистской Германии, во всяком случае, ходят такие слухи.
Нужно иметь в виду, что книга исполнена идеями конфуцианской философии, и ее суть сводится к тому, что войну нужно избегать. А применять боевые действия стоит ради процветания государства и народа.
В середине III в. до н. э. даосом Лю Сяном был окончательно сформирован трактат «Гуань-цзы», в котором китайская философская школа впервые дала определение «справедливым» и «несправедливым» войнам, что в дальнейшем послужило основой их социально-политической классификации. А суть вещей проста до предела: если война несправедливая, то ее нельзя вести.
Даосы много думали и излагали свои идеи о последствиях войны. Если беды войны будут продолжаться ряд лет, то некого будет поднять на жатву. Если же много раз будут отвлекать народ в сезон, то наступит большой голод. И тогда на полях будут валяться сохи, а гибель хлебов будет очень велика. То есть все до предела ясно: не тягай народ на войну, а то кушать будет нечего.
Правы китайцы, и добавить нечего.

Война другая, цели те же

Небезынтересен в рамках нашей темы вклад мезоамериканской цивилизации в философское осмысление войны особенно потому, что она, т.е. цивилизация, развивалась автономно без какого-либо влияния извне, сохраняя свою самобытность. Прежде всего, речь о майянской культуре доклассического периода, а именно до мексиканского вторжения (1200–1500) и, конечно, до Конкисты (1517–1541).
Доколониальный период (X в. до н. э. — нач. XVI в.) социальной истории народов Мексики, а именно эпоха цивилизаций майя, ацтеков и тольтсков, отмечена значительным вкладом в мировую культуру и характеризуется преобладанием теократических представлений о природе мироздания, власти и правителе.
Космогонический миф майя развивает идею о единосущности человека и природы, при этом человек понимается как движущая сила живого космоса. Философия мезоамериканских индейцев — это пример антропокосмизма (единство человека и Вселенной). В их религиозном культе главное место занимали боги солнца и войны. Правящая военно-жреческая верхушка насаждала мысль о власти и необходимости беспрекословно ей повиноваться.
Судить о взглядах индейцев майя на войну можно лишь на столько, на сколько это позволяют сделать их хроники или кодексы. Таких кодексов (иероглифических рукописей, представляющих собой сложенную в виде гармошки полосу бумаги из коры дерева) до нас дошло лишь три.
Из-за скудности летописного материала цели и мотивы войны в культуре майя до конца не изучены, тем не менее были исследованы их модели войны, основанные на нескольких комплексах доказательств, включая анализ оборонительных сооружений вокруг архитектурных комплексов, художественных и эпиграфических изображениях войны, а также видов оружия. Война также может быть доказательно идентифицирована по археологическим находкам.

Города-государства майя вели жестокую войну за политический контроль и ресурсы. Среди наиболее важных ресурсов были вода и сельскохозяйственные угодья. Экономический контроль над ресурсами, такими, как пахотные земли, вода и обсидиан, также усиливал конкуренцию между государствами. По мере того, как государства становились более успешными, усиливалась и вражда между ними. Это привело к повышению конкуренции в приобретении и удержании ценных источников, особенно с помощью военной силы. Рост населения привел к росту насилия.
Война, вероятно, была движущей силой культурных изменений. Хотя воюющие лидеры, несомненно, получали материальную выгоду, одной из главных целей было приобретение рабов как производительной силы.
Война, упоминаемая в мифологии Пополь-Вуха, описывает жертвоприношение через обезглавливание. Некоторые события, такие, как смерть лидера или рождение наследника, могли потребовать жертвоприношения.
Оговоримся, что бытующее сегодня, а скорее всего, навязанное конкистадорами мнение о невероятной кровожадности майя и их жрецов верно лишь в определенной части. Майя, конечно, не были невинными агнцами и человеческие жертвоприношения изрядно практиковали. Однако прибегали к этому далеко не всегда, особенно в доклассический период, который мы и рассматриваем. Индейское общество того времени чутко зависело от климатических и погодных условий. И когда боги, по мнению майя, не давали долго дождя или, наоборот, начинало лить как из ведра, они прибегали к церемониальным экзекуциям. Но для этого либо выбирали, либо предлагали человеку добровольно отдать себя на заклание. Причем жертвами были, во‑первых, заслуженные люди, иные богу прибирать к себе не по чину. А во‑вторых, шли они на жертвенный стол чаще всего волонтерами с гордостью за порученное им дело. Это, безусловно, индейцев не оправдывает, но и не огрубляет картину мира.
Мало что известно о том, как древние майя планировали и координировали свои нападения. Тем не менее, отмечено, что города майя держали некоторое расстояние между собой и своими врагами примерно в 55 км (примерно от двух до восьми дней пути).
Очевидно, что война велась элитами и для элит. Ясно также и то, что земледелец был и крестьянином, и воином одновременно. Не было воинов-профессионалов, так как война длилась недолго. Профессионалом был только военачальник, так как он исключительно этим и занимался по законам касты. Сражения велись только при свете дня и заканчивались с наступлением темноты, когда был готов ужин. Нам это также хорошо известно из старой солдатской поговорки о войне и обеде строго по распорядку. Войны не велись и в период сбора урожая, а то и на обед нечего будет кушать.
Понятия майя о войне радикально отличались от европейских и еще в одном отношении. Для майя на войне было главным не убить врага, а пленить его. Они стремились взять в плен командира врагов. Стоило противнику увидеть, как главкома захватили, сражение тут же заканчивалось.
Любимой тактикой являлось неожиданное нападение. Майя прекрасно умели их организовывать. Они проводили тщательную рекогносцировку местности. Затем устраивали засаду, откуда нападали на противника. Мотивы для начала войны были теми же, что и в Европе: расширение торговли, рабы, племенные распри. На поле боя у майя были запасы пищи, воды, камней, копий и стрел. Они демонстрировали хорошую воинскую дисциплину и разумную тактику.
Цивилизации Мезоамерики известны нам благодаря письменным памятникам, предметам искусства, архитектурным строениям, математической и астрономической системам. Начало ее формирования относят к предклассической эре (2000 г. до н. э. — 250 г. н. э.), но большинство городов майя достигло пика своего развития в классический период (700-900 гг. н. э.). К моменту прибытия конкистадоров их империя была в глубоком упадке. Об этой древней индейской культуре мы можем судить в основном по трем письменным источникам, сохранившимся до наших времен: Дрезденскому, Мадридскому и Парижскому кодексам (названы по месту их нынешнего пребывания).
Однако, несмотря на крушение этой уникальной цивилизации в ранний и средний доклассический периоды с 2000-х гг. до н.э до 400-х гг. н.э., народ майя, вопреки ошибочному убеждению наших современников, никуда не делся. Потомки майя живут и здравствуют до сих пор, и насчитывается их 2–3 миллиона человек. А значит, сохранились с той или иной степенью достоверности их легенды, мифы и традиции. Кстати, этот факт отличает их от североамериканских индейцев, которых уже в наше время извели под корень вместе с их нематериальной культурой. 

Это сладкое слово «макиавеллизм» или правда глаза колет

Вообще говоря, сам Никколо был бы несказанно удивлен, если бы узнал, что его считают философом, тем более политическим. В принципе, философия политики — учение вполне себе современное, в те далекие времена неведомое. Сам автор о нем даже не подозревал и в одном из писем изложил, что хорошо разбирается лишь «в искусстве государства». Предлагаемый в письме контекст позволяет сегодня его слово «искусство» перевести как «наука», т. е. наука о государстве, или государствоведение. И тем не менее, Макиавелли по праву зовется крестным отцом и основателем этого раздела современной философской мысли. Поэтому будет справедливо, если мы уделим особое внимание этому мыслителю Раннего Возрождения и его просвещенным идеям. Тем более, что феномен государства неразрывно связан с войной.
Прежде всего, Макиавелли резко очертил окружающую политическую и государственную реальность и считал, что надо ее не только признать, как нечто объективно существующее, но и осмыслить эту реальность должным образом. И нельзя сказать, что до него гиганты мысли, такие как Аристотель и его учитель Платон, не задумывались и не ставили подобные вопросы. Напротив, оба этих мыслителя выделяли среди государственных систем, к примеру, деспотии, аристократии, олигархии, политии, демократии и т. д. Но оба они определяли государство как общину, организованную ради общего блага.
Макиавелли, напротив, утверждал, что государство, читай власть, есть форма принуждения общества для достижения определенной цели. Более того, он считал, что при основании государства или нового политического строя государь, он же лидер, должен быть один. И в мыслях своих иметь только и исключительно цели, миссию и мишени, как бы цинично это ни выглядело.
В этой связи автор анализирует античное придание об основании Римского государства и, конкретно, эпизод, когда Ромул убил своего брата Рэма. Макиавелли деяния Ромула не одобряет, и это важно, но результат полностью оправдывает, поскольку иначе, в его понимании, не могло и быть. Вечный город не был бы тогда ни вечным, ни городом, давшим жизнь целой империи и европейской цивилизации, вообще. Сам акт убийства порицаем, но неизбежен, и он обязан быть принят, должным образом квалифицирован и оправдан. А эта мысль, как ни крути, противоречила бывшей тогда в ходу католической морали.
К слову сказать, и это небезынтересно, трактат «Государь» был написан походя, в период вынужденного безделья самого Николло Макиавелли. Так случилось, что очень талантливый и востребованный ранее дипломат вдруг оказался не у дел, запертый, почти сосланный в своем имении «Альбергаччо», в деревне Сант-Андреа. Весьма скромная по объему работа была создана исключительно в потуге вернуться к активной государственной и общественной жизни, что, однако, так и не удалось по большому счету. В то время во Флоренции главенствовала семейка Медичи, которая ставила на важные государственные и дипломатические посты своих людей. Но Макиавелли в их число не вписался, остался в политической изоляции, однако через пяток лет после смерти вдруг приобрел скандальную славу благодаря трактату.
Опус посвящен Лоренсо Медичи, новому правителю Флоренции, поскольку автор очень надеялся, что сей обличенный властью муж вытащит его из политического забвения. В Италии в XV веке появилось немало одаренных людей, глав больших родов, как то Висконти в Милане или Медичи во Флоренции. Но прототипом для главного героя, Государя, послужил герцог Чезаре Борджиа (1475–1507), сын папы Александра VI.
Автор отдает должное тому, что Чезаре «грозен и не ведает поражения», захватил много итальянских городов и готовился создать единое государство. И это, по Макиавелли, достойный пример служения важнейшей политической цели, так и следует поступать государю. Однако из затеи Чезаре на деле ничего не вышло. Родитель его, Понтифик Александр VI, да и сам герцог были выведены из политической межитальянской свары, пав жертвами отравления. Сам Строитель Мостов был отравлен насмерть, а сынуля Чезаре долго болел животом, а потом был на пяток лет заключен в замок. Короче говоря, единое итальянское государство в то время не состоялось.
Если не смотреть на политику с точки зрения католической морали того времени, то грань между добром и злом, убеждением и силой, хитростью и коварством — стирается. Считается, что в своем доктринальном опусе Макиавелли отделяет политику от морали. Однако, это не совсем так. Никколо придерживается мнения, что политика — частное проявление рациональности. И именно так и никак иначе ее, т. е. политику, и надо рассматривать. В то время как мораль эту проблему решает применительно к обществу, людям, а значит, в частном порядке. Таким образом, можно говорить о том, что мыслитель сделал шаг вперед в понимании морали. Для своего времени, конечно.
Создатель «Государя», если упростить понятия, утверждает, что политика — учение о целях и средствах. Оригинальность его идеи состоит в том, что одна и та же цель может быть достигнута разными путями. Но судить о моральности путей достижения цели можно лишь в контексте конкретной ситуации, вне связи с главенствующими моральными и этическими постулатами, которые в эпоху Макиавелли заповедовались церковью. Кстати, он рассматривает церковь и папство как врагов власти — сами ничего не могут путного сделать и другим не дают.
Тезис « успех любой ценой» сам Макиавелли никогда не одобрял, но всегда подчеркивал, что так заведено в реальном мире, и это нужно хорошо понимать. Иными словами, отрезать у человека несколько десятков граммов плоти — это плохо и порицаемо. А вот если удалить воспаленный appendix vermiformis (придаток слепой кишки именуемый аппендиксом). Такого же веса — это благо. И еще, убить на улице гражданина наказуемо, а вот зарезать этого самого индивида с теми же именем и фамилией во время войны, вроде ничего. И именно так рассуждает Макиавелли, его интересует вопрос о путях, ведущих к цели, а не морально-этический аспект выбора пути и следования по нему.
Интересно то, что после опубликования трактата, многие бросились толковать, оправдывать и применить изложенные постулаты в своих собственных трудах и на практике. Однако никто до сих пор не признается в том, что он апологет и последователь Никколо, которого стали почему-то считать исчадием ада. Его идей просто сторонятся и стесняются, как можно сторониться только неприглядной правды о самом себе.
Одним из негласных последователей идей Макиавелли был знаменитый французский политически деятель и герой романов Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришельё, который выдвинул концепцию государственного интереса. Этот госинтерес, считает Ришельё, подчиняется другим законам, нежели христианская мораль. Герцог настаивал, что эти законы правильны и им можно и должно следовать. Гегель также признавал правильность идей Макиавелли и называл государство вещью в себе, которую нельзя мерить критериями частной морали.
«Макиавеллизм» вдруг стало ругательным словом во второй половине XVI века, когда недавно появившиеся из лона католичества протестанты начали обвинять католиков (иезуитов) в том, что они, вслед за Никколо, мол, готовы ради цели идти на все. А позднее все поменялось местами и протестантов стали обвинять в этом богопротивном «макиавеллизме». Хотя, как мы видим, никакого касательства к церкви и ее морали идеи итальянца не имеют. И аминь, то есть «да будет так».

(Продолжение следует)